В наших краях фамилия Бернштейн никого особенно не удивит. Я сам знал минимум двух людей с этой фамилией — совершенно не родственников. Знаменитых людей с этой фамилией тоже немало — от одного из отцов германской социал-демократии — до советского физиолога, открывшего явление обратной связи и ставшего таким образом одним из предтеч кибернетики.
А вот в Америке их не сыскать — фамилию никто не выговорит. Имена и фамилии всех приехавших из множества стран аккуратно выравнивают под фонетику народа, настолько мало одарённого в изучении иностранных языков, что всему миру приходится учить его язык.
Ты в Германии звался Иоганном? Нам такие звуки в рот не лезут — теперь ты Джон, смотри не перепутай. А ты, Иван, из России? Ну, тоже будешь Джоном. Не хочешь, чтобы тебя путали с Иоганном? Ладно, как тебе такой вариант — Айвен? Ну, с Джованни всё понятно…
Так что перебравшийся за океан из Ровно, в аккурат перед Первой мировой войной, Самуил Бернштейн моргнуть не успел, как стал Сэмом Бернстайном — здесь вам не там!
И родившегося в 1918 году в Лоуренсе, штат Массачусетс, сына он с супругой разве что дома называл Арье-Лейбом — в документы при рождении сразу записали не очень еврейское имя Луис, бабушка настояла, чтобы поступили именно так.
Однако родители пошли на это без большого энтузиазма и начали звать ребенка Леонардом, и ребенок к этому имени привык. А в пятнадцать лет, после кончины бабушки, даже сменил имя официально и стал уже по документам Леонардом Бернстайном.
Впрочем, его дружки-приятели из соседних домов его городка — итальянцы, ирландцы, евреи и прочие там шведы, недавно, как и он, ставшие новыми американцами — называли его просто Ленни.
Близкие друзья продолжали звать его так всю жизнь.
Отцу повезло — он быстро освоился и обзавёлся собственным бизнесом. Поставлял окрестным парикмахерским всё нужное им для работы — шампуни, бритвы, одеколон и всё такое. Некоторые пишут, что он владел книжным магазином — спорить не буду, у него вполне могло быть больше одного бизнеса.
Он явно не возражал бы против того, чтобы сын продолжил его дело, и ни о каких богемных примочках, вроде занятий искусством, рассуждая о его карьере, и думать не собирался.
Но найти свой удивительный для родителей путь маленькому Ленни помогло, как иногда бывает, чужое несчастье. Одна из его многочисленных родственниц развелась с мужем. Из всех прелестей этой неприятной процедуры в Штатах разве что месткома нет — и разъезжаться надо, и жилплощадь делить, и вещички, которые при делёжке достались, но в новый метраж не лезут, куда-то пристраивать.
Доставшийся ей при дележе рояль, этой родственнице было совершенно некуда девать, и она упросила отца Ленни подержать его в доме, пока она не решит окончательно, продать его или выбросить.
Тут-то и произошло чудо — маленький Ленни просто влюбился в этот инструмент и проводил за ним каждую свободную минуту.
Отец совершенно не приветствовал этого увлечения ребенка — какой толк от музыки в продаже расчёсок? Но ребёнок сделал сразивший отца красивый жест — разбил у него на глазах свою копилку, пересчитал мелочь и заявил, что на первые уроки хватит, а потом, если надо, он и на остальные заработает.
Для отца этого хватило, тем паче у него явно было чем платить за образование дитяти, а еврейская семья, экономящая на этой статье расходов, напоминает снежного человека — в принципе существовать может, но кто видел?
Кстати, и учёба по общеобразовательным предметам в престижной Бостонской латинской школе не страдала, хотя немало времени он отдавал школьному оркестру, в котором не только солировал, но и выступал в роли дирижёра, и даже поставил вместе с соучениками оперу «Кармен».
Отец не выдержал и сдался — он даже купил сыну новый рояль и стал водить его на симфонические концерты. А чтобы папочка ненароком не передумал и не начал снова заводить разговоры о наследовании семейного бизнеса, Ленни значительную часть своих уроков оплачивал сам — он уже начал выступать и появились какие-то гонорары.
В 17 лет он закончил школу и поступил в знаменитый Гарвардский университет. Пора было выбирать, чему себя посвятить — сочинению новой музыки или исполнению того, что сочинили другие. Но ни без того, ни без другого он обойтись не смог, и это оказалось не просто так. Некоторым на всю жизнь одной из этих творческих профессий хватает, а ему — нет.
Так что среди его пройденных в Гарварде курсов были и искусство сочинения музыки, и игра на фортепиано. Зачем выбирать что-то одно, если можно получить всё? То есть еще и дирижирование — это интересовало его не меньше.
Так что и в новом своём вузе, Институте музыки Кёртиса, он параллельно занимался и по классу фортепиано, и по классу дирижирования, и по классу оркестровки.
Началась война, но в армию Бернстайна не взяли из-за астмы. Он прошел курс дирижирования у знаменитого дирижёра русского происхождения Сергея Кусевицкого, который запомнил талантливого ученика.
А в 1943 году ему предложили должность помощника дирижёра Нью-Йоркского филармонического оркестра. Для молодого музыканта это, конечно, немалая честь, но и опасность серьезная — можно на этой должности и застрять. Репетировать с оркестром на этой должности иногда приглашают. А выступать — ни-ни!
Но тут не было бы счастья, да несчастье помогло. Утром 14 ноября 1944 года ему позвонили домой — приглашенный всемирно известный дирижёр Бруно Вальтер свалился с гриппом, выступать уже завтра, программа сложная, заменить его некому, может быть, попробуете?
Всю ночь он изучал сложнейшие партитуры, а вечером встал за дирижёрский пульт и продирижировал настолько блестяще, что критики долго не могли успокоиться, выискивая всё новые похвалы для блестящего дебюта.
Вскоре он стал музыкальным руководителем Нью-Йоркского симфонического оркестра. А после кончины своего учителя Кусевицкого, он возглавил ранее им руководимый оркестровый и дирижерский факультет в Танглвуде, где преподавал много лет.
А в 1958 году он снова заменяет Бруно Вальтера за дирижерским пультом Нью-Йоркского филармонического оркестра, уже по более печальной и уважительной причине — Бруно Вальтер покинул этот мир, и Леонард Бернстайн снова его сменил. На этом ответственном посту Бернстайн проработает 11 лет.
Работы такой интенсивности другому бы хватило на всю жизнь. Но Бернстайн параллельно с этим еще и работает более чем активно, как композитор. Первые из его произведений появились еще во время его первой стажировки у Кусевицкого — соната для кларнета и фортепиано и вокальный цикл детских пьес для голоса и фортепиано с провокационным названием «Ненавижу музыку». Знакомый образ — как и героя Бернстайна, меня пытались приобщить к музыке любой ценой…
Тем, кто стал композитором, обычно тоже приходится определяться и решать, что за музыку он будет пытаться создавать. Классическая музыка — это обычно одно направление, современная — другое. Но ни без того, ни без другого он опять обойтись не смог. Некоторым на всю жизнь одного из этих музыкальных жанров хватает, а ему — нет.
Вроде бы он начинает как создатель классической музыки — в 1942 году появляется его Первая симфония, носящая название «Иеремия», по имени библейского пророка.
Создаёт он и два балета: в 1944 году — «Беззаботные» и в 1947 году — «Факсимиле». Чуть позже, в 1952 году, у него выходит даже опера под названием «Волнения на Таити». Совершенно классический репертуар, не так ли?
А вот и ничего подобного! Уже в 1944 году выходит его первый мюзикл «Увольнение в город» о трёх военных моряках, переживающих в Нью-Йорке всего за 24 часа своего увольнения массу романтических приключений. А всего Бернстайн напишет восемь мюзиклов — больше, чем опер, и симфоний, вместе взятых! Спорить о том, является ли его произведение «Кандид» (да-да, на сюжет Вольтера!) мюзиклом или опереттой, я просто не стану — по-моему, это практически одно и то же.
А ведь мюзикл — жанр не классической, а популярной музыки. Впрочем, классическая музыка тоже умудряется оставаться популярной, причем столетиями. Это популярной музыке еще придется долго доказывать, что она более популярна, чем не популярная (то есть классическая). Так что Бернстайн, наверное, и прав, что не придавал этой разнице особого значения.
Успех у его мюзиклов был, скажем так, разный. Тот же «Кандид» в год его выпуска, 1956-й, практически провалился, выдержав всего 73 представления, и только в 1974 году, через 18 лет, уже в новой редакции, стяжал заслуженный и немалый успех. Впрочем, кто-то сказал о Бернстайне, что его провалы интереснее многих достижений…
Но его достижение номер один, пожалуй, всё-таки именно мюзикл. Задумали его еще в конце 40-х, как рассказ о конфликте двух влюблённых, принадлежащих к двум враждующим молодёжных бандам — католической и еврейской. Эти диаспоры наиболее тесно соприкасались в Восточном Нью-Йорке. Который так и называли — Ист-Сайд, Восточная Сторона. Сразу возникло и название — «Истсайдская история».
Но у трёх главных моторов проекта — балетмейстера Джерома Робббинса, драматурга Артура Лоуренса и самого Бернстайна — хватало других дел, и по-серьёзному они вернулись к этой идее уже через несколько лет, когда конфликт католических и еврейских молодёжных банд затух и перестал быть актуальным. Зато выдвинулись на первый план столкновения этнических банд потомков белых эмигрантов с хлынувшими в Нью-Йорк пуэрториканцами.
Решили изменить сюжет, чтобы соответствовать актуальной тематике. Но ведь пуэрториканское гетто в Нью-Йорке находилось в диаметрально противоположном его районе — не в Восточном, а в Западном Нью-Йорке! Правда, оказалось, что с этим справиться нетрудно — ну, назывался мюзикл «Истсайдская история», так будет называться «Вестсайдская история», что это меняет?
Кадр из мюзикла«Вестсайдская история»
Кадр из мюзикла«Вестсайдская история»
Сюжет от этого явно хуже не стал — он был достаточно проверен временем. У Шекспира он носил название «Ромео и Джульетта» — пара влюбленных гибнет из-за вражды кланов, к которым они принадлежат.
Это никакой не плагиат хотя бы уже потому, что Шекспир позаимствовал этот сюжет у живущего веком раньше Маттео Банделло, который, в свою очередь, одолжил его у земляка по имени Луиджи да Порто… и так хоть до истории Пирама и Фисбы, рассказанной Овидием, а если хорошенько поискать, можно будет и найти, у кого спёр этот сюжет Овидий. Реализуй лучше, чем они — если сможешь…
Трагичный для легкого жанра финал, в котором гибнут оба главных героя, немного помешал его быстрому успеху — постановка 1957 года получила только один приз «Тони», за хореографию.
Но после того, как его экранизация в 1961 году была 11 раз номинирована на «Оскар» и 10 из возможных 11-ти «Оскаров» получила, спектакль перешёл в разряд классического.
Теперь его ставят по всему миру. В СССР лично я видел его дважды: в московской оперетте и питерском «Ленкоме». А первая его постановка на Бродвее прошла подряд 732 раза — и то после этого спектакль не сняли, а отправились с ним в мировое турне.
Дирижёрская карьера Бернстайна развивалась не хуже, чем композиторская. Еще в 1953 году он стал первым американским дирижером в «Ла Скала». О нём рассказывали, что оркестрантам даже не нужно было смотреть на его палочку — всё было ясно по мимике и выражению лица…
Выдающимся начинанием Бернстайна стали придуманные им «Концерты для молодёжи», которые транслировались федеральным телеканалом CBS.
В них он в доступной и увлекательной для широкой публики форме затрагивал самый широкий круг вопросов — от азов музыкальной теории до философии музыки, знакомил свою публику с творчеством современных авторов, приглашал в качестве исполнителей молодых талантливых музыкантов.
Кто бы из наших отомстил ему за Шекспира и спёр бы у него эту идею? Очень хотелось бы…
Его занятия искусством были так многообразны, что особого времени на занятия политикой у него физически не было. Но во времена маккартизма любой, кто не ходит строем, может попасть под подозрение.
В каком-то типичном для тех времён пасквиле его назвали агентом коммунистического влияния, хотя было отлично понятно, что он являлся таковым не больше, чем любой средний американец, которого еще в школе учили, что он живёт именно в демократической стране.
Его не вызывали на допрос, как его друга и коллегу Аарона Копленда, не таскали на заседания печально известной Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, как соавтора по «Вестсайдской истории» Джерома Роббинса — просто внесли в голливудские «чёрные списки». Так, на всякий случай.
Похоже, что он не обратил на это никакого внимания. Наверное, понимал, что эти списки пойдут в шредер, а он будет жить и работать, их не замечая, как и не замечал раньше.
Что же до его личной жизни, тут можно с уверенностью сказать то же, что и обо всех остальных сторонах его натуры — чего-то одного ему было мало.
Около половины всего человечества предпочитает женщин, примерно столько же — мужчин (не обязательно мужчины женщин или женщины мужчин, возможны варианты).
В 1951 году он наконец-то женился на чилийской певице Фелисии Монтеаллегре. Брак был ему явно полезен, поскольку слухи, которые о нём ходили, явно мешали его карьере в глубоко консервативной среде различных музыкальных начальников.
Это был вполне настоящий брак — в их семье родилось две дочери и сын. Но традиционным браком его назвать было нельзя, и Фелисия это отлично понимала.
Вот строчка из ее письма мужу: «Ты гомосексуал и вряд ли когда-нибудь изменишься — ты не признаёшь существование двойной жизни, однако, если от этого зависит твой душевный покой, твоё здоровье, вся твоя нервная система зависит от определённого сексуального поведения, что ты можешь с этим поделать?»
Тем не менее семья долго сохранялась, а его многочисленные связи со случайными мужчинами, телефоны которых на выходе из его номера на всякий случай записывала его секретарша, никакой реакции жены не вызывали. Она уже поняла и решила, что ничего с этим не поделать.
Только через четверть века, в 1976 году, Бернстайн решил, что он больше не должен скрывать свою особенность, ушел от жены и поселился вместе со своим партнером, музыкальным менеджером Томом Контраном.
Но через год у Фелиции диагностировали рак легких, и Ленни вернулся к жене, чтобы ухаживать за ней весь остаток её жизни. Она скончалась через год, и многие считают, что Ленни чувствовал свою вину в её смерти — сам он курил, как паровоз, и домашние от этого явно страдали.
Он продолжал выступать, ездил по всему миру. Кстати, в 1959 году во время всемирного тура Нью-Йоркского оркестра, он посетил СССР, провёл там три недели, побывал и в Украине. В Днепропетровске к нему на концерт привели специально разысканного его двоюродного брата — подозреваю, что его родственники живут в нашей стране и сейчас.
Он успел поразительно много — вот его слова, объясняющие, почему.
«Я не хочу провести свою жизнь, как Тосканини, снова и снова изучая одни и те же 50 произведений. Я бы умер от скуки. Я хочу дирижировать, я хочу играть на фортепиано. Я хочу писать для Голливуда. Я хочу сочинять симфоническую музыку. Я хочу пытаться быть музыкантом в полном смысле этого слова. Еще я хочу преподавать. Я хочу писать книги и стихи. И я полагаю, что могу делать все это наилучшим образом»
Вот он и делал, что хотел. Кому от этого плохо, если он делал всё это хорошо? Он выдерживал такой ритм, причем довольно долго. Только на восьмом десятке лет он стал хворать по-настоящему.
В начале 1990 года он отменил по болезни несколько концертов в США и Японии. Последний раз он выступал 19 августа, и на исполнении третьей части Седьмой симфонии Бетховена вдруг раскашлялся, с трудом доведя выступление до конца.
9 октября он выпустил заявление о том, что прекращает концертную деятельность — здоровье не позволяет. И всего через пять дней умер от сердечного приступа.
Его похоронили на Гринвудском кладбище в Бруклине. Дети Бернстайна положили в гроб отца его дирижерскую палочку, партитуру Пятой симфонии Малера, счастливый пенни (интересно, чем именно он счастливый?) и книгу «Алиса в стране чудес».
А его мемуары есть, но прочесть их никто не может — он умер, не оставив пароля, и файл не открывается. Где эти чертовы хакеры? Неужели никто не может справиться с этой задачей? Была бы от них раз в жизни хоть какая-то польза…
Список его званий и наград даже при его биографии поражает. Премия Кеннеди, премия Сименса, премия Дитсона, датская премия Леони Соннинг, две премии «Тони», пятнадцать «Грэмми» (да-да, столько же, сколько у Майкла Джексона, а у «Битлз» — только 10), второе место в списке 20-ти лучших дирижеров мира за всю его историю…
А в Украине — практически ничего, только мемориальная доска в родном городе его родителей Ровно в честь его столетия. Впрочем, я уже говорил — его родня, скорее всего, еще здесь живёт. Это считается?
Взято тут
Для того щоб коментувати увійдіть будьласка під своїм акаунтом або зарєструйтесь